Запад заинтригован российской геополитической игрой в Сирии
Всего две недели назад я утверждал, что Россия не уйдет из Сирии до тех пор, пока не будет достигнуто устраивающее Россию политическое соглашение относительно будущего Сирии, независимо от желаний его союзника, сирийского президента Башара аль-Асада. Поскольку я отвечаю за свои слова, должен признать, что был удивлен, когда спустя несколько дней господин Путин объявил о начале вывода основной части своего военного контингента.
Анализ доступных мне источников позволил выявить то, что в первый момент не привлекло внимания. Мой анализ позволяет предположить, что этот недавний шаг России означает скорее сокращение, чем вывод войск, поскольку несмотря на то, что новости в СМИ свидетельствуют об обратном, Путин сохраняет определенный уровень военного присутствия в Сирии. Спутниковые изображения, полученные разведслужбами указывают на то, что российские бомбардировщики Су-24 в основном остаются на базе в Сирии.
Причина в том, что Россия хочет, чтобы политические последствия, какую бы форму они ни приняли, как минимум отвечали бы некоторым ее долгосрочным целям. Что не менее важно, анализ изображений показывает, что Россия не только продолжает расширять инфраструктуру и военные объекты вокруг военной базы в Латакии, но даже развернула там дополнительные средства в течение нескольких последних дней.
Конечно, господин Путин застал всех врасплох своим заявлением о выводе войск из Сирии. Ничего удивительного, ведь коалиционные силы во главе с сирийскими войсками связывали с ними серьезные ожидания, они находились на волне успеха, занимая территории подчас вообще без боевых действий. Однако, не следует заблуждаться: этот частичный вывод вовсе не означает изменения военной обстановки на местах. Город Алеппо остается частично окруженным силами джихадистов, которые, в свою очередь, окружены коалицией, возглавляемой сирийским режимом. Цель: отрезать джихадистов от каналов снабжения.
Во-первых неожиданное сокращение количества личного состава едва ли предполагает, что российское вмешательство в сирийский конфликт завершено. Напротив, российская авиация остается и сокращение ее не касается. Их задача нанесения ударов по повстанцам не включена в текст недавно заключенного соглашения о перемирии, в частности это касается группировок «Джабхат аль-Нусра» и ДАИШ. По словам одного российского военного журналиста, «флот остается, системы противовоздушной обороны остаются, танки остаются, вся морская пехота остается, вертолеты остаются, часть самолетов остается. Выводится только некоторая часть авиации и обслуживающий персонал. И они, разумеется, могут вернуться, в течение трех или четырех часов».
Во-вторых, можно рассматривать вывод войск как повод для технического обслуживания российских самолетов после длительного периода интенсивных боевых вылетов. Вполне правдоподобным кажется и предположение, что это означает лишь изменение темпа, паузу в продвижении по непонятному и, возможно опасному, пути.
Госсекретарь США Джон Керри на днях провел встречу в Москве с президентом Путиным, что свидетельствует о значительном ослаблении напряженности между администрацией Обамы и руководством России. Кстати, еще до того, как началась дискуссия по поводу расширения доступа к гуманитарной помощи и реализации соглашения о прекращении огня, Путин в нехарактерной для него манере подшутил над Керри по поводу того, что тот сам носит свой багаж.
Можно предположить, что решение Путина о сокращении военного присутствия, совпавшее по времени с началом женевских переговоров между представителями сирийского режима и повстанцев, не имело целью повлиять на ход переговоров, а было направлено на то, чтобы подтолкнуть администрацию Обамы к более активному сотрудничеству с Россией. Стоит вспомнить, что президент Путин с самого начала заявлял об ограниченности целей российского вмешательства в Сирии – «создать условия для политического компромисса». Возможно, сейчас он движется в направлении этой цели.
Есть и еще одна деталь, продолжающая интриговать аналитиков: сокращение российского контингента оказывает давление на обе стороны женевских переговоров, сирийский режим и повстанческие группировки. А второй смысл заключается в том, что на Соединенные Штаты возлагается аналогичное бремя – заставить своих союзников, Турцию, Саудовскую Аравию и Катар, отказаться от финансирования и вооружения своих сторонников или даже от демонстративных угроз наземной операции в Сирии.
Хотя Соединенные Штаты могли бы убедить Саудовскую Аравию и Катар, со стороны Турции они встретили бы серьезные препятствия, учитывая, что ее президенту Реджепу Тайипу Эрдогану необходимо продолжение сирийского конфликта чтобы сохранить свою власть в стране. Не требуется особой дальновидности, чтобы понять, как Турция использует проблему сирийских беженцев для шантажа Европы, для выколачивания денег и уступок в отношении членства в Европейском союзе. К стыду для Турции, эта мусульманская страна называет себя светским и демократическим государством.
Если история может чему-то научить, господин Путин уже не впервые использует прием сокращения военного присутствия для решения срочных политических задач. Нечто подобное можно было увидеть перед переговорами в Минске по поводу Украины. Не следует заблуждаться: российская политическая элита, включая господина Путина, на этот раз отнюдь не стремится к прямой конфронтации с НАТО или Западом вокруг Украины или Сирии.
Что из этого следует? Несмотря на все противоречия, Иран, Россия и Соединенные Штаты в одинаковой мере заинтересованы в создании в конечном итоге сильного государства в Сирии. В конце концов, Сирия на самом деле обладает национальной идентичностью. Это гордый и древний народ. И долгожданное урегулирование в любой форме было бы более чем просто своевременным сегодня, когда фундаментальные границы и государства по всему Ближнему Востоку разваливаются, освобождая простор для все большего насилия, потоков беженцев и неудержимого роста межконфессиональной напряженности среди различных религиозных течений.
Каким бы ни оказался результат недавнего шага России и реакция Соединенных Штатов на этот шаг, речь идет не только о самой Сирии, но о будущем глобального миропорядка, или того, что в настоящий момент его заменяет.