Page 7 - UM

Страница |6

Эйнштейн основал «Комитет отчаяния» из ученых-атомщиков; угроза тотальной
войны парила над человечеством, разделенным на два лагеря. Мой отец умирал,
ничего не утратив из своей веры в будущее, и я больше не понимал его. Не стану
касаться в этой работе классовых проблем. Здесь им не место, но я хорошо знаю, что
эти проблемы существуют: они распяли человека, который меня любил. Я не знал
своего отца по крови. Он принадлежал к старинной буржуазии. Но моя мать, как и мой
второй отец, были рабочими, вышли из рабочей среды. Это мои фламандские предки –
игроки, художники, бездельники и гордецы – отдалили меня от смелой динамической
мысли, заставили меня уйти в себя и лишили возможности познать силу общения.
Между моим отцом и мной уже давно пролегла пропасть. Он, который из страха ранить
меня не хотел иметь другого ребенка, кроме этого сына чужой ему крови, пожертвовал
собой, чтобы я стал интеллигентом. Дав мне все, он мечтал о том, что у меня будет
душа, подобная его душе. В его глазах я должен был стать маяком, человеком,
способным светить другим людям, нести им смелость и надежду, показывать им – как
он говорил – свет, сверкающий в глубине нас самих. Но я не видел ничего, кроме
черноты, ни в себе, ни в человечестве. Я был только клерком, подобным многим
другим. Я доводил до последней крайности это чувство, эту потребность в
радикальном бунте, которую высказывали в литературных журналах в 1947 году,
говоря о «метафизическом беспокойстве», и которая была тяжким наследием моего
поколения. Как можно быть маяком в таких условиях? Эта идея, это слово,
заимствованное у Гюго, заставляли меня ехидно улыбаться. Отец упрекал меня, что я
разлагаюсь, что я перешел – как он говорил – на сторону привилегированных в
культуре, мандаринов, тех, кто гордится своим бессилием.

Атомная бомба, отмечающая для меня начало конца времен, для него была знаком
нового утра. Материя одухотворялась, и человек открывал вокруг себя и в самом себе
силы, о которых до сих пор не подозревал. Буржуазный дух, для которого Земля была
просто местом комфортабельного пребывания, должен был быть выметен новым
духом, – духом тех, кто считает мир этой действующей машины организмом в
становлении, единством, которое ждет осуществления, истиной, которая должна
родиться. Человечество находится только в начале своей эволюции. Оно получило
только первые сведения о той миссии, которая была назначена ему Разумом
Вселенной. Мы как раз только начинаем узнавать, что такое любовь в мире.

Для моего отца человеческая судьба имела направление. Он судил о событиях по тому,
укладывались они в это направление, или нет. История имела смысл: она двигалась к
какой-то ультрачеловеческой форме, она несла в себе обещание сверхсознания. Его
космическая философия не отделяла его от века. На данный момент его позиция была
«прогрессивной». Я раздражится, не видя, что он вкладывал бесконечно больше
одухотворенности в свою прогрессивность, чем я прогрессировал в своей
одухотворенности.

Между тем я задыхался в замкнутости своей мысли. Перед этим человеком я
чувствовал себя порой бесплодным и зыбким мелким интеллигентом; и порой
случалось, что мне хотелось быть похожим на него, думать гак же широко, как он.