О пользе алчности

Как-то сидел в компании очень хороших знакомых, которые в этот момент начали хвастаться своими домами, машинами, отдыхом в Швейцарии и т.д. И я спросил, зачем им все это? Зачем на это тратить жизнь? Скажем, большой дом невозможно самому обслужить, значит, нужна прислуга. А ведь это чужие люди. Так, где ты живешь – в своем доме, или в общежитии?

 Странная это штука - алчность.
Такое складывается впечатление, что она, как и инстинкт, присуща всем людям. Мне, кажется, что даже те, кто понимают глупость алчности, невольно подвержены ей и, наверное, могут замечать и за собой стремление иметь что-то, что им совершенно не нужно или без чего можно вполне обойтись.

Но если алчность это инстинкт, то он присущ только людям, и уже поэтому, как инстинкт, противоприроден. Напомню, что под Природой я имею в виду совокупность законов нашего мироздания. А вот инстинкты, которые перешли к нам от животных, природны, поскольку их необходимость можно легко объяснить логически.

 Инстинкт самосохранения – то, что у человека зовется трусостью. Он понятен – Природе совершенно не нужно, чтобы живое существо гибло по-глупому, применительно к человеку – рисковало по-глупому. Природа создает и совершенствует живое существо и его бессмысленная гибель противоприродна. С этим инстинктом все понятно.

  Инстинкт продолжения рода тем более понятен – Природа требует вечной жизни, а для этого мы обязаны оставлять потомство.
Инстинкт удовлетворения естественных надобностей так же понятен – Природе не требуется, чтобы живые существа издохли от анорексии.
Понятен и инстинкт лени. Природа стремится обеспечить жизнь на земле как можно большего числа особей живых существ, а для жизни им нужна энергия. И инстинкт лени это, по сути, инстинкт сохранения энергии.
Природен и инстинкт любопытства. Чтобы жить в природе, живые существа обязаны познавать Природу.

 Но как объяснить алчность? Зачем она нужна Природе (или, для верующих,- Богу)?
Давайте под алчностью понимать желание человека иметь результаты труда как можно большего числа остальных людей. Поскольку в основе результатов труда, так или иначе, заложены ресурсы природы, то (применительно ко всем живым существам) алчностью будет их стремление присвоить как можно больше ресурсов природы. Но ведь это означает ухудшение условий жизни остальных существ и, следовательно, противоречит закону, по которому Природа стремится содержать на планете живых существ как можно больше!

 И, действительно, если мы присмотримся к диким «братьям нашим меньшим», безусловно подчиняющимся Природе, то у них начисто отсутствует алчность. Иногда говорят: «Алчет, как зверь», - но алчет только голодный зверь. А сытый зверь никогда ничего лишнего у природы не возьмет. Мне уже приходилось писать о собственных наблюдениях за львами, которые, убив антилопу Буффало, неделю ее едят, пока не оставят только несъедобную шкуру. И в это время остальные антилопы могут по львам хоть пешком ходить – львы их не тронут. Хотя, казалось бы, в тушах этих антилоп есть какие-то части, очень лакомые для львов или не очень съедобные, казалось бы, мясо уже убитой антилопы загнило. Но сытые львы не алчут новых антилоп, пока не съедят, пусть и уже испортившееся, мясо этой, уже убитой антилопы!

 То есть, те причины, которыми человек обычно объясняет свою алчность, для зверей в природе не являются причиной. «Братья наши меньшие» не алчны по Природе.

 Правда, они стремятся к запасу, но этот запас разумен – их запасы жира никак не мешают им существовать в природе: те же дикие кабаны, не смотря на запасы сала под кожей, чрезвычайно подвижны, а с прибавлением их свирепости являются для охотника достаточно опасной добычей. Это домашнюю свинью сальных пород можно откормить до состояния, когда она из-за веса сала не будет способна встать на ноги, но такую породу свиней столетиями выводили искусственно. А уже с гусями, в которых ценится и жир, и, особенно, резко увеличивающаяся при раскорме печень, такой откорм не получается. Гуся, чтобы откормить сверх того, что позволяет Природа, нужно обездвижить и насильно вталкивать ему в горло пищу.

 Иногда поведение котов, некоторые из которых охотятся без реальной потребности в еде, может вызвать вопрос. Но котов человек тысячелетиями подбирал именно для уничтожения мышей и крыс, и поэтому даже в таких случаях говорить об алчности не приходится.

 А человек алчен!
Причем, такое, напрашивающееся объяснение, как захват еврейской массовкой мировых СМИ и ее проповеди идей безумной алчности, как символа «успешности» человека, не имеет значения, поскольку инстинкт алчности появился не одновременно с еврейством, а чуть ли ни с появлением самого человека. И, что примечательно, практически сразу же люди, задумывающиеся о сущности человека, обратили внимание на глупость этого инстинкта. Латинское изречение «Omnia mea mecum porto» появилось еще в VI веке до нашей эры, когда город Приена был взят неприятелем. Жители в бегстве старались захватить побольше из своих вещей, кто-то посоветовал и мудрецу Бианту поступить так же. «Я так и делаю, - ответил он, - ведь я все свое ношу с собой».

 Товарищ принес мне в больницу сборник лирики таджикско-персидской поэзии. И в этом сборнике не было автора, который бы не излил презрение на алчность, а ведь самый древний автор сборника, Рудаки, - это IX век нашей эры!

Как тебе не надоело в каждом ближнем видеть скрягу,
Быть слепым и равнодушным к человеческой судьбе!
Изгони из сердца жадность, ничего не жди от мира,
И тот час безмерно щедрым мир покажется тебе.

А вот X век нашей эры, Ибн Сина:

Ничто не вечно под луной, смысл бренности не скроешь,
Зачем сокровища копить – не станет и сокровищ.

  Так почему при том, что глупость алчности очевидна, Природа вдруг создала человеку инстинкт алчности?
Существует мнение, что алчность – это двигатель прогресса, что именно алчность дает стимул изобретению различных новшеств и совершению научных открытий.

 Эта мысль как бы имеет смысл, вернее, имела, но после того, как мы насмотрелись на наших олигархов и «новых русских», на либералов у власти, истинность этой мысли вызывает большое сомнение. Алчность у них неописуемая вопреки любому мало-мальски здравому смыслу, но где хоть какое-то положительное влияние на прогресс?

 Немного о смысле. Это вопрос, который я уже и не задаю, поскольку он вызывает, как я полагаю, даже не нелюбовь, а просто ненависть к тому, кто его задает. Как-то сидел в компании очень хороших знакомых, которые в этот момент начали хвастаться своими домами, машинами, отдыхом в Швейцарии ит.д. И я спросил, зачем им все это? Зачем на это тратить жизнь? Скажем, большой дом невозможно самому обслужить, значит, нужна прислуга. А ведь это чужие люди. Так, где ты живешь – в своем доме, или в общежитии? Кстати, один либерал этот вопрос даже не понял и горячо ответил, что он заставляет прислугу прятаться, когда проходит по дому, и не заходить в комнату, в которой он находится. При этом он был горд своей изобретательностью, а что она меняла? Мог бы и сам ходить по дому с закрытыми глазами, чтобы не видеть прислугу. Мои знакомые были умнее и вопрос поняли, но ответить на него не смогли, - поняли, что ответа нет, - и по брошенным на меня взглядам, теперь уже и я понял, что этот вопрос, мягко скажем, их любви ко мне не добавил.

 А с этим либералом, скажем, такой пример. Он дальтоник и с видимой гордостью сообщил, что прислуга подбирает ему одежду по тону и вешает комплектами в шкафы, а он по очереди надевает эти комплекты. Причем, прислуга в тон подбирает и аксессуары. Вот он сидит рядом, на нем синеватая рубаха и он с гордостью показывает, что и часы у него с синим циферблатом, мало этого, добавляет, что часы стоят 3 тысячи евро. А я показываю ему свои, подаренные ко дню рождения сыном, когда тот был еще курсантом, и говорю, что мои часы вряд ли стоят более 100 баксов, но я еще ни разу никуда не опоздал по их вине. Так какой смысл в часах за 3 тысячи евро? И тоже получил в ответ взгляд, явно не любовный.

 Должен сказать, что хотя глупость алчности очевидна, тем не менее, страдают ею и люди, о которых сложно сказать, что они глупы. Это лишний довод говорить о том, что речь идет именно об инстинкте – о непроизвольном стремлении человека.

 Но вернемся к прогрессу. Да, скорее всего, алчность оказывает влияние на прогресс, поскольку во имя материальных благ люди могут и изобретать, и творить. Но только ли во имя этих благ? Ведь наука, как поиск истин, а не образование, стала финансироваться обществом едва ли с конца позапрошлого века, а то и позже. А до этого все пионерские открытия делались учеными за свой счет, а вознаграждением им было только чувство удовлетворения от творческой удачи.

 Надо думать, что алчность, скорее всего, является тормозом прогресса.
Вот возьмите такой пример. В ходе перестройки Советскому Союзу нанесен огромный ущерб в области экономики и устройства общественной жизни. Одно падение потребления мяса вдвое, или дикий рост преступности, уже говорят сами по себе, даже если и не углубляться в вопросы социальной справедливости и целей общества. И все это вопросы таких отраслей науки, как экономика и философия. В СССР было полно «ученых» экономистов и философов, которые должны были предотвратить такой результат или хотя бы предупредить о нем. Ну и что было с них толку на самом деле? А ведь они достигли званий докторов и академиков, руководствуясь исключительно алчностью. Так кем они были и являются – инструментом прогресса или регресса? А если вникнуть в проблемы физики или биологии, то там те же беды, если не хуже. Алчности в науке полно, а прогресса на копейку. Мало этого, ведь эти академики алчных наук давят всех, кто не похож на них, кто идет в науку за радостью творческих успехов, а не за материальными благами.

Подытожу для тех, кто не интересуется сущностью Человека.
Алчность очень похожа на инстинкт, но на такой инстинкт, который присущ только человеку. Отсюда вытекает вопрос, который я задам тем, кто любит поломать голову над подобными загадками: зачем понадобилось Природе создать человеку инстинкт алчности?

***

 Для тех же, кто уже согласен со мною в том, что человек это не его тело, а некая инстанция, которую я называю Душой, и которой после смерти предстоит вечная жизнь в силовом поле, предложу и свой вариант ответа.

 Человек из просто живого существа - из животного - становится Человеком, когда его Душа обретает возможность без особого усилия подавить инстинкты в пользу своих человеческих целей и долга - подавить Дух своего тела, который призван беречь тело и поэтому заставляет человека следовать инстинктам. Научиться этому необходимо, поскольку это параметр естественного отбора – это создание у Души уровня напряженности, при которой Душа сможет, условно говоря, на «Том свете» жить, как человек – работать своим умом, все видеть на земле и все знать, являясь, как я полагаю, составной частью мирового разума.

 Если этого уровня напряженности Душа до смерти тела не достигнет, то тогда она на Том свете попадет в ситуацию, которую по мучительности можно сравнить с адом. Природа не будет расходовать на нее энергию, и такая Душа окажется в ситуации человека заживо похороненного – она, скорее всего, будет просто книжкой в библиотеке хранилища информации. Факты и логика говорят, что у Природы нет способа уничтожить Душу, поэтому свою книгу об этом я и назвал «Не надейся – не умрешь!».

 Это, разумеется, гипотеза, но поскольку эта гипотеза наиболее подтверждена фактами, то ее уже сейчас лучше считать истиной – слишком дорого обойдется каждому человеку пренебрежение положениями этой гипотезы.

 Природа на «Том свете» разделяет Души умерших людей, поскольку она создала человека для работы, и на «Том свете» Природе тоже нужны не паразиты-бездельники, а работники. Ну, представьте, что попадает на тот свет некий академик, который всю жизнь не творил, а удовлетворял свою алчность. Как его Душу заставить работать на «Том свете», если для Душ на «Том свете» нет материальных стимулов – объекта приложения алчности. Душа такого академика не будет работать на «Том свете», зачем же Природе тратить энергию на его жизнь в «раю»? Уж лучше она его загонит в «ад», в котором существование Души этого академика не вызывает трат энергии.

 Итак, чтобы создать напряженность своей Души, достаточную для «рая», нужно уметь без большого насилия над собой подавлять инстинкты. Но насколько это нужно уметь, ведь инстинкт инстинкту рознь? Если человек способен подавить в себе инстинкт самосохранения, инстинкт продолжения рода – инстинкты, от которых люди на земле «теряют голову», то на «Том свете» такой Душе не будет никаких препятствий. Возвышение над этими инстинктами – это верхний предел напряженности Души. Но надо ли обязательно иметь такую напряженность? Думаю, да. Иметь для того, чтобы быть в «раю» полностью свободным.

 Однако, очень не исключено, что есть и нижний предел напряженности Души умершего человека, который обеспечивает, чтобы человек не попал в «ад» - в живое небытие. Для этого человеку, скорее всего, нужно уметь преодолевать инстинкт очень слабый, причем, такой, чтобы заведомо была видна никчемность этого инстинкта, чтобы человек мог научиться хоть как-то, хоть немного быть Человеком, хоть немного возвыситься над животным в вопросе главенства Души (человеческого начала) над Духом (животным началом).

  Полагаю, что именно для этого Природа и создала нам, людям, инстинкт алчности – самый слабый инстинкт, отделяющий человека от животного.

Юрий Мухин

«ОТДЕЛЯЯ АЛЧНОСТЬ ОТ СТРЕМЛЕНИЯ К САМОСОВЕРШЕНСТВОВАНИЮ»

Алчность нужно отделять от стремления Человека к совершенствованию. Как чревоугодие - от поддержания сил в теле и ощущения тонкого вкуса еды. Как похоть - от Любви. Как самоубийство - от самопожертвования. Как тщеславие - от стремления к Совершенному.

При этом алчность является основой современной системы, поскольку алчность была заложена в самой идеи «либерализма» ее основоположниками. В основу этого культа была заложена экономоцентричность, которая и является «основой массового безумия» современности.

Как мы уже говорили, концепция существования у философа Эриха Фромма, состоит из двух противоположных принципов: принципа обладания - «мы живем для того, чтобы обладать вещами», и принципа бытия - «мы живем для того, чтобы жить всей полнотой жизни». Мы, как русские люди, добавим - развиваться духовно, искать пути духовного развития, совершенствоваться, как личностям и т.д., «искать Бога». В той или иной степени каждый из принципов представлен в любом обществе, но важно то, на какой из принципов преимущественно ориентировано данное общество .

Высказывание еврейского промышленника Вальтера Ратенау, ставшего чиновником Веймарской Германии, - «экономика – это судьба» - стало определяющим и для всей трагической истории ХХ века. Все общественные концепты, продвигаемые этой этнико-религиозной группой имеют общую основу - экономоцентризм. «Буржуазное общество и породило социализм, и довело до него. Социализм есть плоть от плоти и кровь от крови капитализма... Поклонение Мамоне… одинаково свойственно и капитализму, и социализму» (Н.Бердяев).

Мы помним, что в нашей недавней истории движения по марксистскому пути, - делающим ставку, помимо «гегемонии революционного класса» и на «бесконечный рост, вплоть до коммунизма», - нас подвел в первую очередь вульгарный материализм и заложенная марксизмом алчность. Поскольку в той системе была обозначена «заманчивая мечта о будущем», но не было Высшей Цели, кроме как «от каждого по способностям, каждому по потребностям». И именно эта материалистическая форма «высшего счастья» дала сбой – поскольку без Веры, без Высшего Идеала, определяющей стала именно вторая половина фразы – «каждому по потребностям».

Собственно, это же относится к понятию «власти», которое скрывает много острых подводных камней. Поскольку с точки зрения и морали и психиатрии, стремление к Власти, как «высшее проявление алчности», есть серьезное дегенеративное расстройство личности.

Считавшаяся еще до недавнего времени «победителем» либеральная модель зиждется на трех столпах: частной собственности, прибыли и власти. Приобретать, владеть и извлекать прибыль стали священными и неотъемлемыми правами. При этом понятие «частной собственности», сформулированное в 544 статье кодекса Наполеона, столь популярного в «либеральных кругах», и остающейся неизменным до сих пор, трактуется следующим образом: «не важно, как она была приобретена; не имеет значение, как я собираюсь с ней поступить; пока я действую в рамках закона, мое право на нее абсолютно и ничем не ограничено». При таком способе существования самое важное - это приобретение и неограниченное право сохранять приобретенное.

В буддизме этот способ поведения описан как «ненасытность», авраамические религии называют его «алчностью». Такой способ существования превращает в вещи и субъект и объект, но связь между ними смертоносна, а не животворна. Она неизбежно порождают стремление к власти – сначала установить контроль над собственностью, а затем защищать ее от таких же субъектов, в том числе применяя насилие. Насилие начинает применяться и для захвата чужой собственности. С такой установкой на обладание счастье заключается в превосходстве над другими, во власти над ними и, в конечном счете, в способности захватывать, грабить и убивать.

Расточительное потребительство непосредственно вытекает из «установки на обладание» - безуспешное стремление «удовлетворить ненасытность». Поэтому акценты переносятся уже на сам процесс потребления, а не на сохранение приобретенного. Сегодня человек покупает, чтобы в скором времени выбросить покупку. Приобретение - временное обладание – выбрасывание - новое приобретение… - таков порочный круг потребительской ненасытности. Более того, сформированы такие отношения, при которых человек ощущает себя как товар и стремится только к полной адаптации к обстоятельствам, утрачивая собственную личность и существуя в соответствии с принципом «Я такой, какой я вам нужен». Экономика абсолютизировалась.

Пока рынок был целью, это могло мобилизовать и вдохновлять (это и было мотором либеральной динамики); достигнув своей предела, энергия иссякла. Двигаясь к абсолютизации экономического, человек постепенно растерял свою человечность, свои человеческие смыслы, становясь «придатком» финансовых процессов. Но экономику абсолютизировала «ненасытность», которая стала вытеснять и самого человека. То, что составляло сущность человеческого, стало переосмысляться теоретиками постиндустриального общества, как «препятствие на пути технического прогресса». Характерная фраза - «содержание культуры - это совокупность иррациональных моментов, связанных пережитками предыдущих фаз развития цивилизации» (Даниэл Белл).

Лишая человека культуры и истории, апологеты рынка и технократии подвели к той черте, за которой homo economicus должен приобрести совершенно иные видовые качества, связанные с максимальной рационализацией - быстроту брокерских реакций, высокую скорость принятия решений, ничем не обремененные рыночные и спекулятивные инстинкты. Ускоряющейся экономике потребовалось совершенно другое существо. Когда этот процесс достиг кульминации и рынок стал основным содержанием мировой истории, противоречие вскрылось. Человек - с его ограничениями, атавизмами, предрассудками, мифами, с его «жизненным миром» стал преградой на пути дальнейшей рационализации рынка, рост которого предполагался до бесконечности. Половинки понятия homo economicus вошли в конфликт. Нужно отбросить или человека (как вариант - обнулить его «оперативную память»), или economicus.

И если в «малом круге» семьи и друзей, мы стараемся жить по, так называемым, христианским принципам, то вся наша внешняя или «политическая» жизнь протекает в «большом» круге, причем она (политическая жизнь) не только не организована по христианским принципам, но, наоборот, им противоречит. Это модель т.н. «избирательной»/»либеральной» демократии, «в которой царят обман, лицемерие, неуемное властолюбие, алчность и т.д.» (В. Катасанов). Капиталистическая система, сформированная по принципам иудаизма и ведомая идеями, определяет «ценности» общества.

Теория Высокого Коммунитаризма занимается поиском баланса между материальным и духовным, между потребностями строить свою материальную жизнь и стремиться к Высшим идеалам. Поэтому предполагает использовать иную финансовую систему, которая не позволяет «играть на алчности», равно как несколько по другому подойти к правам собственности на средства производства. Тем самым, найдя баланс между позитивной предпринимательской/ производительной активностью человека и «общественным договором» по пресечению алчности. Таким образом, оговаривая в обществе справедливые отношения и делая шаг к Богу.

Поэтому мы должны говорить о «Власти Бога» и Народном Управлении («Vox pоpuli vox Dеi»). При этом мы говорим о Власти Бога не в клерикальном смысле и не подразумевая создание теократии, где власть получают служители некоего культа, а установлении Высших смыслов Русской Цивилизации. 

Николай Левашов - Кого наши предки называли Богами