«Красная крыша». Фактор при дворе
«Неужели кто-то всерьез полагает, что какое-либо европейское государство может начать большую войну или что может быть выпущен крупный государственный заем, если дом Ротшильдов и связанные с ним люди будут против этого?» - писал в 1905 году историк Гобсон. «Война? – Чепуха. Мои мальчики им не позволят» - вторила ему фрау Ротшильд, мама пятерых сыновей основателя клана Майера Амшеля Байера, чьё имя будет совпадать с названием «Bayer» ведущей компании «FarbenIndustrie». А войны всё не кончались и не кончались.
Однако прежде чем у фрау Ротшильд появилась возможность рассуждать о вероятности войны, 21 сентября 1769 года её муж, набравшись практики сотрудником в Wolf Jakob Oppenheimer, обслуживающим кредитами членов королевских семей банковском доме Оппенгеймера, который с гордостью именовал себя «евреем императорского дворца», прибил вывеску на одном из домов еврейского квартала Франкфурта-на-Майне, заняв аналогичную должность.
На вывеске был изображен герб земли Гессен-Ханау, куда входил Франкфурт-на-Майне, а ниже шел текст следующего содержания: «М.А. Ротшильд, официальный придворный торговый агент Его Высочества принца Уильяма Гессенского». Курфюрст Уильям IX, ландграф Гессен-Касселя, чей герб был известен в Германии со Средних веков, являлся внуком Георга II Английского, кузеном Георга III, а также племянником короля Дании и зятем короля Швеции. Очевидно, его родственники были людьми влиятельными, но что было гораздо важнее для Майера Ротшильда, так это тот факт, что большинство европейских монархов были должниками скромного властителя земли Гессен, и это во многом сыграет решающую роль в становлении самих Ротшильдов, а Франкфурт-на-Майне займёт своё особое место в истории.
Истории формирования класса «придворных евреев» или «придворных факторов» по другому определению. По словам немецко-американского философа еврейского происхождения, основоположницы «теории тоталитаризма» Ханны Арендт, уровень жизни их был гораздо выше, чем уровень жизни среднего класса того времени, а их привилегии в большинстве случаев были больше тех, что предоставлялись купцам … Их особая защищенность со стороны государства … и их особые услуги правительствам препятствовали как их включению в систему классов, так и складыванию в отдельный класс».
«Все поставщики армии вышли из придворных факторов» - утверждает Генрих Шнее: «при изучении истории придворных факторов в эпоху раннего капитализма можно наметить их определенную линию с такими именами: Фуггер, Оппенгеймер и Вертгеймер в Вене, Либман, Комперц, Эфраим, Итциг, Исаак в Пруссии, Беренс в Ганновере, Леман в Гальберштадте, Барух и Оппенгейм в Бонне, Зелигман в Мюнхене, Каулла в Штутгарте и Ротшильд во Франкфурте и Вене». Все вопросы снабжения Баварии продовольствием в 1799 году находились в руках единственного поставщика, придворного фактора и банкира Арона Элиаса Зелигмана из Лаймена в Пфальце. Австрию обслуживали семьи Оппенгеймеров, Вертгеймеров, Вецларов фон Планкенштерн, Арнштайнеров и Экселесов.
Польский королевич Владислав повторял в письмах: «Pecunia nervus belli» - «Деньги - нерв войны». В ходе Тридцатилетней войны произошло естественное возникновение дефицита хлеба, в результате цены на него в Европе резко возросли, а Вецлар фон Планкенштерн будучи поставщиком армии на императорской службе, стал мультимиллионером. А после неё стартовало обособление «придворных факторов».
В целом их возникновение было спровоцировано тем, что оставаясь в силу положения неграждан по отношению к странам проживания, еврейские общины не были обязаны принимать участие в конфликте на чьей-либо стороне и постепенно оформились в группу, обслуживающую военный конфликт, занимаясь военными поставками. Поставки, чья своевременность, полнота и финансовое покрытие вне сомнения влияли на ход войны так или иначе втянули факторов в политические интриги в результате которых «евреи стали финансовыми советниками и помощниками при заключении мирных договоров, а также … поставщиками новостей», что происходило вполне естественным образом, когда им приходилось перемещаться между странами по вопросам снабжения воюющих сторон.
Фредерик Мортон описывает как «корреспонденцию перевозили в специально изготовленной повозке с двойным дном, а для переписки старик Майер изобрел специальный шифр. Это была смесь идиш, иврита и немецкого, сдобренная системой специальных обозначений и зашифрованных имен» - так был нащупан ещё один «нерв войны».
Участник событий полководец граф Раймонд Монтекукули понял главную военную стратегию: «Для войны нужны только три вещи - деньги, деньги и еще раз деньги». Необходимо заметить, что войны из-за значительной финансовой нагрузки на население воюющей стороны как правило, велись в кредит, который представлял собой еще одну сферу «военного сервиса»: «при каждом княжеском доме и при каждом монархе в Европе уже был придворный еврей, занимавшийся финансовыми делами. В XVII и в XVIII столетиях эти придворные евреи всегда были отдельными индивидами, обладавшими общеевропейскими связями и общеевропейским кредитом».
Шнее также упоминает участие евреев-финансистов и в Семилетней войне.Она обошлась в кем-то заработанные 2 млн. 220 тыс. талеров. Решение о выдаче кредита уже делал узкую группу военных поставщиков субъектами военных конфликтов, так как их начало и исход зачастую и зависил от его получения, который кредиторы выдавали с учётом своих личных предпочтений. К примеру, община гессенского города Вормс поддерживала императора Генриха IV в его борьбе с папой, за что были освобождены от уплаты пошлин. Когда же Король Сигизмунд обратился за деньгами для ведения войны с гуситами, еврейская община города ему отказала, по сути это и были зачатки «программируемой истории».
Возможность программировать историю «хозяевам игры» по мнению Генриха Шнее обусловило то, что «вся система привилегий, характерная для зарождающейся бюрократии того времени, сплотила придворных факторов в единую касту внутри единоверцев», а также всеобщий охват влияния.
Далее мысль развивает другой немецкий историк Ханна Арендт: «Повсюду отдельные евреи переходили от ситуации полного бесправия к положению, иногда блестящему, но всегда влиятельному, придворных евреев, которые финансировали дела государства, они пользовались коллективными привилегиями и отделялись как группы от своих менее состоятельных и полезных собратьев даже в той же стране.»
С каждой новой войной дела государства нуждались в финансировании всё больше и больше, в 1722 году Макс Эмануэль Баварский заложил придворному банкиру Исааку все доходы и прибыли в счёт кредита на сумму 950 тыс. флоринтов, тогда же Вольф Вертгеймер стал выгодоприобретателем внутренних и внешних доходов Габсбургов в обмен на получение ссуды размером в 1,2 млн. флоринтов. В 1808 году в пользу Арона Элиаса Зелигмана пошли таможенные сборы Баварии в обмен на 4 млн. Оппенгеймеру были заложены все доходы Австрии, долговая зависимость которой привела к тому, что в период с 1695 по 1739 год ей было предоставлено уже 35 млн. флоринтов, «а смерть Самуэля Оппенгеймера в 1703 году привела к серьезному финансовому кризису как для государства, так и для императора». Оппенгеймер сделал настолько блестящую карьеру, что «у него на службе находились почти все придворные евреи Германии. Нет ни одной семьи придворных факторов, которая не была бы упомянута в его актах как семья сопоставщиков или помощников».
Печальную известность приобрёл герой фейхтвангеровского романа Йозеф Зюсс Оппенгеймер, первое доверенное лицо Карла-Александра герцога Вюртембергского. Пробившись к вершинам власти, он повёл радикальную кадровую политику в которой «советники герцога заменялись лихими креатурами Оппенгеймера», которые помогли ему сосредоточить в своих руках монополию на торговлю солью, кожей и алкоголем. В 1738 году в ночь смерти герцога его незамедлительно судили и повесили в клетке, запретив снимать тело еще целых шесть лет, такие незабываемые впечатления оставили его радикальные рыночные реформы, по некоторому мнению сильно напоминавшие российские образца 90-х гг, включая попытку расстрелять несогласный парламент из пушек.
Логичным выводом из сей истории стало понимание, что лучшая власть- это тайная власть, ибо она безответственна и творя историю гораздо безопаснее действовать от имени монархов и политиков, оставаясь в тени и при гонораре. Уже в 1868 году Абрахам Оппенгейм снова входил в «ближний круг» короля Вильгельма I. Потомком семейного клана Оппенгеймеров станет нобелевский лауреат по физике Густав Людвиг Герц, который еще дважды появится в этой книге.
По мнению Ханны Арендт: «в конце XVIII в. 400 еврейских семейств образовывали одну из самых состоятельных групп в Берлине», их положение это было настолько заметным, что прусский Кристиан Вильгельм Дом«сетовал на утвердившуюся со времен Фридриха Вильгельма I практику, когда богатым евреям оказывались «всевозможные почести и поддержка», причем зачастую «в ущерб и с пренебрежением интересами усердных законных [т.е. неевреев] граждан», таким образом «привилегированные евреи как нечто привычное получали дворянские титулы, так что даже внешне они были чем-то большим, чем просто состоятельными людьми».