Page 30 - vovie

Уве Топпер: «Великий обман. Выдуманная история Европы» 29

неузнаваемости. С творчеством Платона дело обстояло не лучше.
За поколение до «утраты» Византии в результате османского завоевания (1453) в Европе

возник интерес к подлинным греческим книгам. Многие сотни оригинальных рукописей (и
копий) были привезены в Италию. Косимо де Медичи вложил немалую часть огромного
фамильного состояния в создание библиотеки классических произведений, которые он, в
основном, покупал у беженцев. В 1440 году во Флоренции он открыл школу неоплатонической
философии, где учителями были знаменитые Марсилио Фичино и Виссарион. Так началось
освоение Платона и платоников Западом. Виссарион, архиепископ Никейский, перешедший в
католичество и достигший в Италии высших церковных чинов, владел самым большим
собранием греческих рукописей, многие из которых он самолично перевел на латынь. Поэтому
в его коллекции трудно отличить «новоделы» от оригинала из Византии или, быть может, из
античности. Понятия авторства и авторских прав в ту эпоху еще не существовало, тем более
когда речь шла об идее, философии и теологии. Собственные мысли, вложенные в уста
античных героев и подкрепленные авторитетом древности, приобретали, по мнению
гуманистов, больший вес 27.

Фичино, например, переводивший, в числе прочих, Платона, Плотина и Ямвлиха,
ревностно пытался соединить эллинский дух с христианством. Творчество Лукиана из
Сармосаты 28, впервые изданного в 1496 году во Флоренции, изрядно «христианизировано».
Издали его по одной из 80 сохранившихся копий, «не все из которых достоверны». Кстати, в
такой ситуации практически невозможно ознакомиться с источником.

Как развалины античных городов служили потомкам эрзац-каменоломней, так и
сохранившиеся тексты и фрагменты, находившиеся в обращении, представлялись в ту эпоху
неисчерпаемым кладезем философских идей и теологических аргументов. Вопрос, насколько
тот или иной текст достоверен, кто его нашел или сфабриковал, мало кого занимал. По
представлениям людей позднего средневековья – и это проявилось в ходе творческого создания
истории Каролингов – время и пространство в историографии не имели большого значения.
Рабанус в «Хронологии» выдвинул собственную концепцию (Лозовски, 1996). Однако
накопление знаний и освоение изрядной части возникшего античного наследия привело к тому,
что угол обзора увеличился, стал достовернее, «подлиннее» и… неузнаваемым.

После возникновения папства в Авиньоне и его переселения в конце XIV века в Рим в
Италии началось возрождение интереса к античности. Основоположником гуманизма считается
Петрарка, хотя понятие это возникло столетие спустя, и в наш обиход введено было задним
числом Винкельманом в 1765 году (Хунгер, с. 525). Кроме Цицерона, Сенеки и других
классиков Петрарка знаком вроде бы и с трудами одного из ранних «отцов церкви» Августина.
К сожалению, почти все рукописи, которыми он пользовался, включая собственные копии,
безвозвратно утеряны, поэтому доказать или опровергнуть его знакомство с Августином не
представляется возможным 29.

Вообще, история с вечно теряющимися книгами, «считавшимися у гуманистов за
большую ценность, чем реликвии» (Хунгер, с. 547), не находит логического объяснения.
Сохранилось большое количество писем ранних гуманистов (почему же не книг?!). Петрарка,
например, якобы четырнадцатью веками отделенный от своих любимых поэтов, пишет о них,
как о современниках, вместе с ними переживает их трудности, страдает и радуется. Даже
Макиавелли в 1513 году высказывается в том же духе: «Без всякого чувства робости

27 К тому же только сохранение в тайне своего авторства служило более или менее надежной защитой от
преследований со стороны инквизиции. Не было ли это одним из побудительных мотивов расцвета именно
исторического эпохотворчества: чем дальше в прошлом, тем менее вероятно, что текст привлечет интерес
искоренителей инакомыслия.

28 «Античного» автора (греческого сатирика), якобы жившего во II веке н. э.

29 На фоне этого факта знание нами текстов «античных» авторов, якобы живших за тысячу, а то и за полторы
тысячи лет до Петрарки, представляется еще более невозможным чудом.