Page 105 - Древнейшая история Славян и Славяно-Руссов до Рюриковского времени

2. Итак, Эней был Славянин
Я утверждаю: не только что Эней был Славянин, но что и греки называли его
Славянином. Carlus Stephanus говорит об этом имени:

. Laus в переводе на славянском значит «слава»; от этого Венцеслав= Venceslaus,
Станислав=Stanialaus, Болеслав=Boleslaus и проч. Славянину синоним Скиф (Scyth), от
польского szczycic, чешского ctiti, русского «чтить», что также значит почитать, славить,
восхвалять.

3. Но, может быть, этот камень поставлен был над прахом какого-либо другого,
позднейшего Энея?
Я уже заметил, что по наружным признакам этот камень относится к Троянскому
времени. Конечно, внук знаменитого героя, сын Сильвия, также назывался Энеем; но это
может оспаривать у камня его древности не более, как на 100 лет. Напротив того я приведу
здесь два обстоятельства, неуклонно повелевающие приписать принадлежность этого
памятника старшему Энею, а не внуку его.
Во-первых. Призывать Эсменя, не имевшего у Римлян никакого значения, мог только
Эней старший, почитавший в нём своего прежнего отечественного бога кабиров.
Эней, внук, вероятно, уже принял всю народность Лациума, ибо там родились и жили
его отец Сильвий, мать и бабка, а потому он не оказал бы такого неуважения к местным
богам, призывая вместо их божество русское. Это мог сделать только Эней-троянец,
перенесший с собою из Трои родной культ - поклонение отечественным богам своим,
которых он привык почитать домашними пенатами. Кроме того, он один мог только знать,
что индийский Шива имел придаточное имя Вимы. Лациум и Рим никогда не заботились о
мифологии индусов.
Во-вторых. Другою причиною мы почитаем то, что в надписи сохранился чистый
славянский язык. Эней, внук, и даже отец его Сильвий, рожденные в Лациуме, должны были
говорить или чистым латинским, или латинским, смешанным более или менее с славянским,
смотря по числу Славян, смешавшихся с Латинами; славянский же язык никак не мог так
долго сохраниться в совершенной чистоте своей в Лациуме.
Я не могу ничего более сказать об этом превосходном и древнейшем памятнике
Славян, как только заметить, что пиитическое восклицание на третьей строке: «до долу
земли выезжаю», сохраняясь в устах народа, дало по прошествии многих столетий повод
поэтам изукрасить предание о его геройских подвигах и нисхождением в ад.

II. огниво. Табл. II, № 2

Теодор Моммзен, из сочинения которого (unteritalisch Dialecte. Tab. VIII, № 1) я взял
рисунок этой мнимой бронзовой пластинки, находящейся теперь в музее Сантангело, в
Неаполе, делает на странице 169 опыт, краткой надписью этой поверить древнюю
географию. Лепсиус, как и некоторые другие, принял её за поддельную. Но о подделке её
вовсе не может быть и речи! Славянского гекзаметра в устаревших выражениях никто не
придумает в Италии, и тем менее, что в последнюю тысячу лет никому, кроме меня, не
приходило в голову толковать этрусские надписи приложением к ним русского языка как
ближайшего к коренному славянскому.
Что вещь эта не простая пластинка, а огниво, снабжённое на одном конце дырочкой,
дабы можно было вешать его на стенку, в том нет нужды представлять какие-либо
убеждения; это очевидно, а самая надпись высказывает весьма наивно употребление его. Она
читается:
1. В оригинале: